Do androids dream of electric shit?
Do androids dream of electric shit?

Галерея Кривых Зеркал – Трушевский, Евсюков и Холмогоров

Вот, собственно, обещанный финальный текст для Лівой Справи, эдакий coup de grâce. Потихоньку осваиваюсь в новом для себя жанре.

О связи между политическим традиционализмом и насилием написано очень много. Эта связь не всегда очевидна для большинства, а многими консерваторами оспаривается, но если копнуть поглубже, то даже сами традиционалисты бывают вынуждены признать её наличие. В ходе недавней полемики (по большей части напоминавшей взаимный обмен оскорблениями), православный националист Егор Холмогоров сказал замечательную фразу:
Традиционное и высокоиерархизованное общество основано на утверждении права на насилие, то есть власти.

Когда о связи между насилием и правизной вспомнил автор этой статьи, в контексте истории художника Трушевского , который, изнасиловав девушку, не испытал раскаяния или малейшего чувства вины, правая общественность возмутилась: как же так, их, высокоморальных людей с иконами в руках, сравнили с извращенцем-насильником, в то время, как на самом деле все хорошо знают: настоящие насильники это евреи . Евреи – это вообще мифические существа, которые “всегда поддерживают друг друга”, плетут козни против веры и ценностей. Эдакий образ вредителя. Долгоносики на необозримых полях православной духовности. Гнездятся “кагалом”. Всякого патриота пытаются умучить насмерть, несут скверну либерализма и левизны, феминизм и гомосексуализм, с помощью которых разрушают всё светлое и доброе, что есть в обществе. Субординацию. Иерархию. Право на насилие. Волна возмущения была очень  показательной, гнать её помогали такие видные деятели, как Крылов и Холмогоров, который как раз по этому поводу написал свой антилибертарный текст “Восстание хама” . Видно, что ультраконсерваторов задели за живое, но дать сколь-нибудь аргументированный ответ они так и не смогли, съехав в карикатурный антисемитизм и обсуждение половых органов оппонентов.

Насилие является тем цементом, который скрепляет иерархию любого “вертикально-интегрированного” общества. Разумеется, в идеале цемент этот является сухим и твердым, насилию совсем не обязательно переходить в активную фазу. Каждый кирпичик стоит на своём месте и будет стоять там вечно, традиционализм подразумевает возвращение к некоему Золотому Веку, и, как следствие, социальный и политический статис, зачем улучшать идеал? Но  реальное общество весьма далеко от недостижимой средневековой утопии, и людей нельзя удерживать в иерархическом плену только лишь с помощью ритуалов.

И тогда приходится вспомнить о насилии. Насилие необходимо для того, чтобы поддерживать любую конструкцию, базирующуюся на патриархальных ценностях, от семьи до государства, и когда вида розг висящих на стене недостаточно, приходится пускать их в ход.

Бертольд Брехт сравнивал нацистов с сутенерами, продающими свой народ крупному капиталу, наши сегодняшние правые лишены таких деловых качеств. Они похожи не на сутенеров, а на неуклюжих совратителей, которые обманом и красивыми обещаниями заманивают  крестьянку на сеновал. А если крестьянка начинает ломаться, то это от излишней строптивости и нежелания понять своё счастье, в таком случае с ней можно не особенно церемониться. В своём “Восстании хама”  Холмогоров официально утвердил правый взгляд на изнасилование: “изнасилование – это нарушение субординации, посягательство нижестоящего на вышестоящее”. То есть, барин может делать с холопской дочкой всё что угодно и это будет не изнасилованием, а законным проявлением иерархии и субординации. Правильно-воспитанная простолюдинка примет это с благодарностью. А против наглого непокорного быдла есть господский кнут и педагогическое “право на насилие”.

Восточноевропейские националисты весьма интересно определяют понятие нации: “русский” или “украинец” для них – это не только человек, близкий  по крови и говорящий на том же языке, он должен, в первую очередь, разделять те же политические убеждения. Так они проговариваются и открывают великую тайну, о том, что наций на самом деле не существует. Нация – это просто политическая партия: “украинская”, “русская”, “еврейская” или любая другая. Человек должен принадлежать к их химерической “нации”, иначе упорядоченная реальность традиционалистского бреда попросту развалится как карточный домик. Отличительная особенность демагогов: они пользуются словами не для описания, а для создания действительности.  Люди, которые несогласны со взглядами Егора Холмогорова, не включаются в конструкт “нации” – в лучшем случае, они заблуждающиеся, в худшем случае нерусь; заблуждающихся ждёт пропаганда и розги, а для неруси заготовлены осиновые колья. Разумеется, Холмогоров – фигура гротескная и во всех отношениях карикатурная, но он очень уж хорошо олицетворяет болезни нашего удручающе-патриархального общества. Я говорю “нашего”, потому что обстановка в России всегда находила свой отголосок в Украине, наметившееся сейчас сближение делает эту связь ещё более явной , так что даже находясь в Украине мы должны отслеживать процессы происходящие у соседа, хоть это и не нравится российским шовинистам. Если уж они говорят о геополитической общности или “канонической территории”, то пусть не обижаются на исходящую оттуда критику.

Давайте вернёмся к казусу Трушевского. Илья Трушевский сам по себе никогда не отличался активной политической позицией. Да, он участвовал в каких-то проектах движения “НАШИ”, но не как агитатор, а просто как художник. Обычный далекий от политики человек, каких миллионы. Но на самом деле аполитичность – это миф, любой человек не имеющий своей позиции невольно совпадает с позицией окружения.  В Средние Века признаком аполитичности было спокойное приятие сжигания ведьм, в нацистской Германии – приверженность к расовой теории и любовь к фюреру. Без фанатизма, но “как все”. Норма “аполитичного” зависит от общества, которое аполитичным назвать сложно. В современной России аполитичность практически равноценна равнодушному приятию официозного консерватизма, к которому с правого края примыкают “правые интеллектуалы”, заражающие православно-консервативной отравой всё общество. Илья Трушевский – плоть от плоти  постсоветской действительности, и он, в той или иной мере, копирует все её недостатки и предрассудки, в том числе и свойственное патриархальной культуре отношение к женщине как к объекту. Трушевский  окончательно снимает с патриархата и права элиты (культурной) позолоту ритуала и являет миру его истинную неприглядную сущность. В то время, как Егор Холмогоров ищет “покорную девушку, согласную подчиняться ему с радостью”, Трушевский призывает девушку к подчинению силой, они одинаково антиэгалитарны, разница между ними заключается в выборе средств, а не цели. Трушевский – смотрит на вещи так же, но без философских соплей. Ему не нужны оправдания, он уже оправдан культом “статусного насилия” сильных и успешных, который и является частью консервативной идеологии.

Разумеется, сексуальное насилие – это лишь одно из проявлений болезни. Я бы хотел вспомнить об ещё одном показательном примере, который тоже можно назвать зеркалом правого дискурса, а именно о майоре  Евсюкове. Бессмысленная стрельба в магазине, насилие ради насилия, жестокость ради жестокости, власть – как абсолютная ценность и право убивать как абсолютная власть. Через призму насилия можно увидеть всю общественную иерархию. Обезумевший барин снял кнут со стены и хлещет ими всех подряд, забивая бессловестных крестьян насмерть. Глава крестьянской семьи избивает своих детей, чтобы хоть в чём-то стать похожим на барина. Дети крестьянина выбегают на улицу, ловят щенка, забивают его камнями и топят в луже. Да, система хотела бы, чтобы евсюковы и трушевские не “срывались с привязи”, но их поведение уже оправдано в рамках господствующей системы ценностей: и философски, и морально. Кто сильнее, тот и прав, и только тонкая перегородка лицемерного буржуазного закона отделяет нас от хаоса. Нигилистический консерватизм холмогоровых определяет либертинаж трушевских и евсюков. Славянофильская византийщина оказывается постмодернистским оправданием для персонажей Де Сада. Консерватизм становится оправданием элитарного гедонизма и позволением  разрушать другого человека.

Правые могут сколько угодно открещиваться от своих уродливых чад, но их  родство остаётся очевидным для любого беспристрастного наблюдателя. Само по себе существование иерархии, политическая легитимизация разделения людей на высших и низших неизбежно открывает дорогу для насилия. Розги на стене можно украсить живыми цветами, но цветы рано или поздно завянут, а розги будут использованы по назначению.

Добавить комментарий